Старик над картою и я
над чертежом в осеннем свете –
вот грустный снимок бытия
двух тел в служебном кабинете.
Ему за восемьдесят лет.
Мне двадцать два, и стол мой ближе
к окну, и в целом мире нет
людей печальнее и ближе.
Когда уборщица зайдет,
мы оба поднимаем ноги
и две минуты напролет
сидим, печальные, как боги.
Он глуховат, коснусь руки:
– Окно открыть? – Вы правы, душно.
От смерти равно далеки
и к жизни равно равнодушны.
1997
