Кушнер Александр (1936 )

Я смотр назначаю вещам и понятьям,
Друзьям и подругам, их лицам и платьям,
   Ладонь прижимая к глазам,
Плащу, и перчаткам, и шляпе в передней,
Прохладной и бодрой бессоннице летней,
   Чужим голосам.

Я смотр назначаю гостям перелетным,
Пернатым и перистым, в небе холодном,
   И всем кораблям на Неве.
Буксир, как Орфей, и блестят на нем блики,
Две баржи за ним, словно две Эвридики.
   Зачем ему две?

Приятелей давних спешит вереница:
Кто к полке подходит, кто в кресло садится,
   И умерший дверь отворил,
Его ненадолго сюда отпустили,
Неправда, не мы его вовсе забыли,
   А он нас – забыл!

Проходят сады, как войска на параде,
Веселые, в летнем зеленом наряде,
   И тополь, и дуб-молодец,
Кленовый листок, задевающий темя,
Любимый роман, возвращающий время,
   Елагин дворец.

И музыка, музыка, та, за которой
Не стыдно заплакать, как в детстве за шторой,
   Берется меня утешать.
Проходит ремонтный завод с корпусами,
Проходит строка у меня пред глазами –
   Лишь сесть записать.

Купавок в стакане букетик цыплячий,
Жена моя с сыном на вырицкой даче,
   Оставленный ею браслет,
Последняя часть неотложной работы,
Ночной ветерок, ощущенье свободы,
   Не много ли? Нет.

Кому объяснить, для чего на примете
Держу и вино, и сучок на паркете,
   И зыбкую невскую прыть,
Какую тоску, шелестящую рядом,
Я призрачным этим полночным парадом
   Хочу заслонить?