Твардовский Александр (1910 - 1971)

Потерял боец кисет,
Заискался,– нет и нет.

Говорит боец:
– Досадно.
Столько вдруг свалилось бед:
Потерял семью. Ну, ладно.
Нет, так на́ тебе – кисет!

Запропастился куда-то,
Хвать-похвать, пропал и след.
Потерял и двор и хату.
Хорошо. И вот – кисет.

Кабы годы молодые,
А не целых сорок лет...
Потерял края родные,
Все на свете и кисет.

Посмотрел с тоской вокруг:
– Без кисета, как без рук.

В неприютном школьном доме
Мужики, не детвора.
Не за партой – на соломе,
Перетертой, как костра.

Спят бойцы, кому досуг.
Бородач горюет вслух:

– Без кисета у махорки
Вкус не тот уже. Слаба!
Вот судьба, товарищ Теркин.–
Теркин:
– Что там за судьба!

Так случиться может с каждым,
Возразил бородачу,–
Не такой со мной однажды
Случай был. И то молчу,

И молчит, сопит сурово.
Кое-где привстал народ.
Из мешка из вещевого
Теркин шапку достает.

Просто шапку меховую,
Той подругу боевую,
Что сидит на голове.
Есть одна. Откуда две?

– Привезли меня на танке,–
Начал Теркин,– сдали с рук.
Только нет моей ушанки,
Непорядок чую вдруг.

И не то чтоб очень зябкий,–
Просто гордость у меня.
Потому, боец без шапки –
Не боец. Как без ремня.

А девчонка перевязку
Нежно делает, с опаской,
И, видать, сама она
В этом деле зелена.

– Шапку, шапку мне, иначе
Не поеду!– Вот дела.
Так кричу, почти что плачу,
Рана трудная была.

А она, девчонка эта,
Словно «баюшки-баю»:
– Шапки вашей,– молвит,– нету,
Я вам шапку дам свою.

Наклонилась и надела.
– Не волнуйтесь,– говорит
И своей ручонкой белой
Обкололась: был небрит.

Сколько в жизни всяких шапок
Я носил уже – не счесть,
Но у этой даже запах
Не такой какой-то есть...

– Ишь ты, выдумал примету.
– Слышал звон издалека.
– А зачем ты шапку эту
Сохраняешь?
– Дорога.

Дорога бойцу, как память.
А еще сказать могу
По секрету, между нами,–
Шапку с целью берегу.

И в один прекрасный вечер
Вдруг случится разговор:
«Разрешите вам при встрече
Головной вручить убор...»

Сам привстал Василий с места
И под смех бойцов густой,
Как на сцене, с важным жестом
Обратился будто к той,
Что пять слов ему сказала,
Что таких ребят, как он,
За войну перевязала,
Может, целый батальон.

– Ишь, какие знает речи,
Из каких политбесед:
«Разрешите вам при встрече...»
Вон тут что. А ты – кисет.

– Что ж, понятно, холостому
Много лучше на войне:
Нет тоски такой по дому,
По детишкам, по жене.

– Холостому? Это точно.
Это ты как угадал.
Но поверь, что я нарочно
Не женился. Я, брат, знал!

– Что ты знал! Кому другому
Знать бы лучше наперед,
Что уйдет солдат из дому,
А война домой придет.

Что пройдет она потопом
По лицу земли живой
И заставит рыть окопы
Перед самою Москвой.
Что ты знал!..

– А ты постой-ка,
Не гляди, что с виду мал,
Я не столько,
Не полстолько,–
Четверть столько!–
Только знал.

– Ничего, что я в колхозе,
Не в столице курс прошел.
Жаль, гармонь моя в обозе,
Я бы лекцию прочел.

Разреши одно отметить,
Мой товарищ и сосед:
Сколько лет живем на свете?
Двадцать пять! А ты – кисет.

Бородач под смех и гомон
Роет вновь труху-солому,
Перещупал все вокруг:
– Без кисета, как без рук...

– Без кисета, несомненно,
Ты боец уже не тот.
Раз кисет – предмет военный,
На-ко мой, не подойдет?

Принимай, я – добрый парень.
Мне не жаль. Не пропаду.
Мне еще пять штук подарят
В наступающем году.

Тот берет кисет потертый.
Как дитя, обновке рад...

И тогда Василий Теркин
Словно вспомнил:
– Слушай, брат.

Потерять семью не стыдно –
Не твоя была вина.
Потерять башку – обидно,
Только что ж, на то война.

Потерять кисет с махоркой,
Если некому пошить,–
Я не спорю,– тоже горько,
Тяжело, но можно жить,
Пережить беду-проруху,
В кулаке держать табак,
Но Россию, мать-старуху,
Нам терять нельзя никак.

Наши деды, наши дети,
Наши внуки не велят.
Сколько лет живем на свете?
Тыщу?.. Больше! То-то, брат!

Сколько жить еще на свете,–
Год, иль два, иль тыщи лет,–
Мы с тобой за все в ответе.
То-то, брат! А ты – кисет...