Твардовский Александр (1910 - 1971)

За далекие пригорки
Уходил сраженья жар.
На снегу Василий Теркин
Неподобранный лежал.

Снег под ним, набрякши кровью,
Взялся грудой ледяной.
Смерть склонилась к изголовью:
– Ну, солдат, пойдем со мной.

Я теперь твоя подруга,
Недалеко провожу,
Белой вьюгой, белой вьюгой,
Вьюгой след запорошу.

Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.
– Я не звал тебя, Косая,
Я солдат еще живой.

Смерть, смеясь, нагнулась ниже:
– Полно, полно, молодец,
Я-то знаю, я-то вижу:
Ты живой да не жилец.

Мимоходом тенью смертной
Я твоих коснулась щек,
А тебе и незаметно,
Что на них сухой снежок.

Моего не бойся мрака,
Ночь, поверь, не хуже дня...
– А чего тебе, однако,
Нужно лично от меня?

Смерть как будто бы замялась,
Отклонилась от него.
– Нужно мне... такую малость,
Ну почти что ничего.

Нужен знак один согласья,
Что устал беречь ты жизнь,
Что о смертном молишь часе...

– Сам, выходит, подпишись?–
Смерть подумала.
– Ну что же,–
Подпишись, и на покой.
– Нет, уволь. Себе дороже.
– Не торгуйся, дорогой.

Все равно идешь на убыль.–
Смерть подвинулась к плечу.–
Все равно стянулись губы,
Стынут зубы...
– Не хочу.

– А смотри-ка, дело к ночи,
На мороз горит заря.
Я к тому, чтоб мне короче
И тебе не мерзнуть зря...

– Потерплю.
– Ну, что ты, глупый!
Ведь лежишь, всего свело.
Я б тебя тотчас тулупом,
Чтоб уже навек тепло.

Вижу, веришь. Вот и слезы,
Вот уж я тебе милей.

– Врешь, я плачу от мороза,
Не от жалости твоей.

– Что от счастья, что от боли –
Все равно. А холод лют.
Завилась поземка в поле.
Нет, тебя уж не найдут...

И зачем тебе, подумай,
Если кто и подберет.
Пожалеешь, что не умер
Здесь, на месте, без хлопот...

– Шутишь, Смерть, плетешь тенета.–
Отвернул с трудом плечо.–
Мне как раз пожить охота,
Я и не жил-то еще...

– А и встанешь, толку мало,–
Продолжала Смерть, смеясь.–
А и встанешь – все сначала:
Холод, страх, усталость, грязь...
Ну-ка, сладко ли, дружище,
Рассуди-ка в простоте.

– Что судить! С войны не взыщешь
Ни в каком уже суде.

– А тоска, солдат, в придачу:
Как там дома, что с семьей?
– Вот уж выполню задачу –
Кончу немца – и домой.

– Так. Допустим. Но тебе-то
И домой к чему прийти?
Догола земля раздета
И разграблена, учти.
Все в забросе.

– Я работник,
Я бы дома в дело вник,
– Дом разрушен.
– Я и плотник...
– Печки нету.
– И печник...
Я от скуки – на все руки,
Буду жив – мое со мной.

– Дай еще сказать старухе:
Вдруг придешь с одной рукой?
Иль еще каким калекой,–
Сам себе и то постыл...

И со Смертью Человеку
Спорить стало свыше сил.
Истекал уже он кровью,
Коченел. Спускалась ночь...

– При одном моем условье,
Смерть, послушай... я не прочь...

И, томим тоской жестокой,
Одинок, и слаб, и мал,
Он с мольбой, не то с упреком
Уговариваться стал:

– Я не худший и не лучший,
Что погибну на войне.
Но в конце ее, послушай,
Дашь ты на день отпуск мне?
Дашь ты мне в тот день последний,
В праздник славы мировой,
Услыхать салют победный,
Что раздастся над Москвой?

Дашь ты мне в тот день немножко
Погулять среди живых?
Дашь ты мне в одно окошко
Постучать в краях родных,
И как выйдут на крылечко,–
Смерть, а Смерть, еще мне там
Дашь сказать одно словечко?
Полсловечка?
– Нет. Не дам...

Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.

– Так пошла ты прочь, Косая,
Я солдат еще живой.

Буду плакать, выть от боли,
Гибнуть в поле без следа,
Но тебе по доброй воле
Я не сдамся никогда.

– Погоди. Резон почище
Я найду,– подашь мне знак...

– Стой! Идут за мною. Ищут.
Из санбата.
– Где, чудак?
– Вон, по стежке занесенной...

Смерть хохочет во весь рот:
– Из команды похоронной.
– Все равно: живой народ.

Снег шуршит, подходят двое.
Об лопату звякнул лом.

– Вот еще остался воин.
К ночи всех не уберем.

– А и то: устали за день,
Доставай кисет, земляк.
На покойничке присядем
Да покурим натощак.

– Кабы, знаешь, до затяжки –
Щец горячих котелок.

– Кабы капельку из фляжки.
– Кабы так – один глоток.
– Или два...

            И тут, хоть слабо,
Подал Теркин голос свой:
– Прогоните эту бабу,
Я солдат еще живой.

Смотрят люди: вот так штука!
Видят: верно,– жив солдат.

– Что ты думаешь!
– А ну-ка,
Понесем его в санбат.

– Ну и редкостное дело,–
Рассуждают не спеша.–
Одно дело – просто тело,
А тут – тело и душа.

– Еле-еле душа в теле...
– Шутки, что ль, зазяб совсем.
А уж мы тебя хотели,
Понимаешь, в наркомзем...

– Не толкуй. Заждался малый.
Вырубай шинель во льду.
Поднимай.

        А Смерть сказала:
– Я, однако, вслед пойду.

Земляки – они к работе
Приспособлены к иной.
Врете, мыслит, растрясете –
И еще он будет мой.

Два ремня да две лопаты,
Две шинели поперек.
– Береги, солдат, солдата.
– Понесли. Терпи, дружок.–
Норовят, чтоб меньше тряски,
Чтоб ровнее как-нибудь,
Берегут, несут с опаской:
Смерть сторонкой держит путь.

А дорога – не дорога,–
Целина, по пояс снег.
– Отдохнули б вы немного,
Хлопцы...
– Милый человек,–
Говорит земляк толково,–
Не тревожься, не жалей.
Потому несем живого,
Мертвый вдвое тяжелей.

А другой:
– Оно известно.
А еще и то учесть,
Что живой спешит до места,–
Мертвый дома – где ни есть.

– Дело, стало быть, в привычке,–
Заключают земляки.–
Что ж ты, друг, без рукавички?
На-ко теплую, с руки...

И подумала впервые
Смерть, следя со стороны:
«До чего они, живые,
Меж собой свои – дружны.
Потому и с одиночкой
Сладить надобно суметь,
Нехотя даешь отсрочку».

И, вздохнув, отстала Смерть.